«На это дело крепко надеюсь я!»
3 года наш любимый театр скитался. Конечно, если спросить его художественного руководителя Семена Михайловича Лосева об этом периоде, он станет говорить бесконечные слова благодарности всем тем, кто помогал пережить это время. И не просто пережить, но и творить, ставить новые спектакли! Но мы не будем его об этом спрашивать, потому что знаем, в каких условиях все это происходило. Сколь бы не были расположены к театру сопричастные, это не отменяет факта тягостного положения всего театрального процесса в этот сложный период.
И вот они вернулись домой…
Название
30 августа 2017 года. Премьера спектакля «Царь Федор Иоаннович». В прологе – на сцене худрук Лосев. Он приветствует зал, и голос его предательски дрожит. Он рассказывает о напутствии-требовании губернатора сделать новый театр вторым Паневежесом, о своем желании осуществить рестарт не просто качественно, а знаково, так, чтобы вписать его в культурную историю города и края. И чем больше он говорит, тем взволнованнее его речь, тем явственней, как обнажен нерв его души. Кажется, он поставил на это всё.
— Для того чтобы вернуться и достойно открыть сезон, нужно было найти название, с которого начать новый этап жизни. Возможно, кто-то будет надо мной смеяться, но я верю в мистику театра. Вот «Современник». Когда-то они сделали спектакль «Вечно живые». И сколько бы у них не было проблем: раскол театра, уход Олега Ефремова – они выходят из любых тупиков, они вечно живые. Или первый спектакль Додина «Братья и сестры». Братья и сестры – это зрительный зал. И они братья и сестры со зрителем уже много лет. Вот и нам нужно было найти название, которое бы по намерению, пусть не по воплощению, но по намерению было бы знаковым для нашего города.
… В 1898 году молодые московские актеры вышли на сцену, и один из них произнес: «На это дело крепко надеюсь я!» Это было начало пьесы А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович» в постановке и режиссуре К.С. Станиславского и В.И. Немировича-Данченко. Это было начало жизни Московского художественного театра. И вот смотрите как интересно: этот спектакль прожил там пятьдесят лет. 50 лет – жизнь нескольких театральных поколений. Потому что, говорят, театр живет одно поколение, потом нужно искать совершенно другие ходы, новые формы. В 1973 году в Малом театре СССР Борис Иванович Равенских поставил спектакль «Царь Федор Иоаннович». Долго рассказывать не буду, но худсовет после этого спектакля его уволил как режиссера-неудачника. И никто из них тогда не знал, что этот спектакль еще 30 лет будет открывать и закрывать сезоны Малого театра.
Вот мы решились на такую работу…
В этом спектакле мы старались не изобретать велосипед, мы старались с огромным уважением отнестись к наследию прошлого, и в то же самое время у нас абсолютно свое решение. Вы это увидите сегодня…
Свое решение
«В 1593 году по указу царя Федора Иоанновича был основан города-крепость Оскол как застава на южных рубежах государства». С этой фразы начинается спектакль. Параллельно, с помощью, так называемой, подъемно-опускной площадки, на переднем плане сцены из под нее медленно поднимается, словно вырастает макет исторических памятников и фигур основателей нашего города.
Этого, безусловно, нет в пьесе. Думаю, так Лосев отдал дань памяти от лица всех старооскольцев этому неоднозначному царю. Как бы то ни было, именно Федору Иоанновичу мы обязаны тем, что вообще существуем: не как люди, конечно, но как территориальное образование.
Следующее сугубо авторское решение не заставило себя ждать. В первой же сцене мы видим 7 мужчин, одетых… в обычную одежду. Они молча надевают сценические костюмы поверх исходной формы, и только потом мы слышим легендарную фразу: «На это дело крепко надеюсь я!»
Зачем? Что хотел сказать этим режиссер? Не берусь утверждать, но мне кажется, идея в следующем. До того момента, как актеры облачились в средневековые платья, они ничем по сути не отличаются от зрителей. Это наши современники, наши сограждане, они – и есть мы. И вот сейчас им-нам предстоит примерить на себе не просто костюмы, но и судьбы этих сложных персонажей. Лосев — давно не просто режиссер староосколского театра, он педагог. Он воспитывает наши души. Ему мало, чтобы мы смотрели его спектакли и как-то сопереживали, он хочет, чтобы мы вместе с актерами вживались в их роли, проживали жизнь персонажей, думали и чувствовали вместе с ними. Он как бы стирает грань между сценой и зрительным залом. Новый театр должен стать единым интеллектуально-духовным пространством, где зрители вовлечены в действо не меньше актеров. Только в этом случае можно будет говорить о новом уровне развития, о возможности повторения феномена Паневежеса. «На это дело крепко надеюсь я!»
Еще одним смелым ходом можно считать решение по костюмам.
— Семен Михайлович сразу обозначил требование: как можно меньше архаики! – поделилась со мной художник по костюмам Ольга Афанасьева. — То есть, мы должны были найти ту грань, за которой заканчивается историческая стилизация и начинается китч. Ну и, не перейти ее, конечно. Наши костюмы не повторяют костюмы князей, бояр, священников конца 16 века. Они отчетливо ассоциируются с русским средневековьем, и этого достаточно! Нам куда важнее было, чтобы актеры чувствовали себя в них комфортно, но и в то же время – легко входили в образы. Сценический костюм ведь не просто одежда героя, это отчасти средство погружения в роль.
И, пожалуй, это главные моменты, отличающие постановку от работ предшественников. Как и заявил вначале Семен Михайлович, в спектакле учтено и бережно сохранено наследие театрального прошлого спектакля. Это действительно так, и вы сами можете в этом убедиться, если сравните постановку Лосева и Равенских – она есть в ютубе.
Но при этом, нельзя не сказать о тех технических преимуществах, реализованных в спектакле, которые имеет наш новый театр. Сцена оснащена специальным театральным оборудованием: помимо уже упомянутой подъемно-опускной площадки, есть 5 люков-провалов, позволяющим реквизиту и актером возникать буквально из-под сцены! Это, безусловно, добавляет эффектности постановке. Ну и свет – огромные подвижные рампы, множество точечных источников, а также потрясающая аккустическая аппаратура – все это в умелых руках режиссера делает постановку исторической драмы захватывающим триллером. Лосев же пока еще далек от удовлетворения собственной «умелостью» в том, что касается управления новым оборудованием:
— Мы очень признательны Николаю Константиновичу Гаврилову [должность?], который сделал все это чудо. Но огромная проблема в том, чтобы научиться этим всем грамотно управлять. Мы учились все лето, продолжаем и сейчас.
Пьеса
Очень кратко расскажу, о чем собственно спектакль, если вдруг вы, как и я, не читали пьесу А.К. Толстого «Царь Федор Иоаннович». После смерти Ивана Грозного, на царство взошел его средний сын – Федор. Человек сильно набожный, кроткий, добрый и очень далекий от государственных дел. Понимая неспособность отпрыска к управлению государством, Иван Грозный при жизни создал некий попечительский совет. И как водится, после смерти Ивана Грозного, эти товарищи начали борьбу за власть . В пьесе отражен короткий интервал времени, когда вся эта борьба сконцентрирована уже между двумя персонажами: Борисом Годуновым и князем Иваном Петровичем Шуйским. Причем, реально власть ужу полностью сосредоточена в руках у Годунова, на родной сестре которого женат царь, а поддерживаемый народом Шуйский сотоварищи предпринимает несколько мятежей, сначала направленных только против Годунова, а позже и царя. Добрый царь, невзирая на донесения об измене, пытается примирить Годунова с Шуйским. Точнее, ведется на манипуляцию Годунова, решившего, что мнимое примирение — есть лучшее для него в данный момент времени решение. Из этого естественно ничего хорошего не получается, и Шуйский предпринимает очередную попытку отречь от власти Годунова, теперь уже посадив на трон младшего сына Ивана Грозного царевича Дмитрия. Скорее всего, и это не имело бы серьезных последствий, но тут выплыла челобитная времен первого заговора, одним из пунктов которой является требование к царю сослать бездетную жену в монастырь и взять в жены княжну Милославскую. Вот этого уже царь не стерпел, психанул и отправил Шуйских в тюрьму. Чуть позже по просьбе жены готов был выпустить, но Годунов поспешил сообщить, что Иван Васильевич Шуйский накануне удавился. Одновременно приходит весть из Углича, что царевич Дмитрий упал в падучем недуге на нож и закололся. Царь в сильнейшем потрясении. Годунов предвкушает безраздельное царствование.
Роль
Да простят меня актеры труппы, игравшие, безусловно, достойно, но это пьеса одного персонажа, одной роли, одного актера. Речь, конечно, о роли царя Федора.
Сама пьеса такова, что именно на этом персонаже сконцентрированы все самые сильные эмоции, выплескивающиеся в зал, и именно на них, на этих эмоциях строится передача основных режиссерских посылов и вопросов, которыми должен задаться зритель. Трагедия царя Федора Иоанновича – это трагедия слабой власти, где доброта бессильна? Или это оптимистическая трагедия о царе, мечтавшем бескровно, примирив непримиримых, создать идеальное государство? Где кончается рачение о народе и начинается предательство? Оправдано ли зло во имя великих целей? И где, наконец, грань между добром и злом? Некоторые вопросы, казалось бы, просты и банальны, но поразительно то, что в контексте пьесы на них нет ответов! Мысли и чувства путаются, ты находишься в каком-то смятении. И это тоже катарсис, к которому обязательно должен прийти зритель театра Лосева!
Представьте себе сложность задачи: заставить зрителя сопереживать слабому, безвольному царю. С чего бы это? Как этого добиться? Тут нужна гениальная игра, и не менее гениальная режиссура!
Я написал выше «сильные эмоции», и… не сказал этим ровным счетом ничего. Потому что беден язык театрального недокритика, не способен он отразить ту бурю страстей, которую обрушивает на зрителя режиссер! Но есть источники, которые раскроют вам суть этой роли с абсолютной достоверностью и убедительностью. В ютубе можно найти интервью с Иннокентием Смоктуновским, игравшим царя Федора Иоанновича в Малом театре СССР в начале 80-х годов прошлого столетия. И вот, что он говорит об этой роли:
— Здесь нужны огромные душевные, человеческие, жизненные затраты. Нужно забыть о самом себе. И только жить этим персонажем, только тогда он может быть побежден. Написан великий персонаж! Только через полтора года я пришел к выводу что он (Равенских – прим. автора) – величайший русский режиссер. Он прекрасно знал суть русской души. Загадочность это души. Это крайне важно в этом образе. Образ по воплощению столь труден… У него там соседствовали места самозабвенной радости, счастья, от того что мир наступит в его государстве, с трагедией провала, путча, мятежа. Это все рядышком! Он унес у меня огромное количество сил, здоровья. Нервы были расшатаны до того, что у меня до сих пор немножечко дрожат руки, хотя я здоровый человек. Это роль глобальная!
И знаете, «наш» царь Федор Иоаннович, на мой взгляд, был ничем не хуже царя Смоктуновского! Браво, Сергей Скоков! Это ваш личный триумф!
Фурор
Семен Михайлович Лосев:
— 3 года назад, когда ремонт еще только начинался, здесь был Евгений Степанович Савченко, и в числе прочего, то ли в шутку, то ли всерьез потребовал, чтобы обязательно был фурор на премьере. Я промолчал. Потому что никто из деятелей театра никогда не может предсказать, будет фурор или нет. Это зависит от зрителей. А у нас должны быть чистые намерения. Мы должны просто очень честно работать.
Спасибо, дорогой Семен Михайлович, за честную работу и грандиозную постановку! Спасибо за Театр!
И фурор был!
Андрей Дубровин
Царь Феодор Иоанович — Зори №162-166 2017
